Получи случайную криптовалюту за регистрацию!

𝑠𝑎𝑛𝑜ᆞ𝑚𝑖𝑘𝑒𝑦ᆞ𝑚𝑎𝑛𝑗𝑖𝑟𝑜

Логотип телеграм канала @theheadlessangel_dupe — 𝑠𝑎𝑛𝑜ᆞ𝑚𝑖𝑘𝑒𝑦ᆞ𝑚𝑎𝑛𝑗𝑖𝑟𝑜 𝑠
Логотип телеграм канала @theheadlessangel_dupe — 𝑠𝑎𝑛𝑜ᆞ𝑚𝑖𝑘𝑒𝑦ᆞ𝑚𝑎𝑛𝑗𝑖𝑟𝑜
Адрес канала: @theheadlessangel_dupe
Категории: Без категории , Эротика
Язык: Русский
Количество подписчиков: 503
Описание канала:

Канал переехал:
https://t.me/theheadlessangel

Рейтинги и Отзывы

3.00

2 отзыва

Оценить канал theheadlessangel_dupe и оставить отзыв — могут только зарегестрированные пользователи. Все отзывы проходят модерацию.

5 звезд

0

4 звезд

1

3 звезд

0

2 звезд

1

1 звезд

0


Последние сообщения

2022-02-08 21:52:26 Дружеское напоминание, что канал всё ещё существует, а история продолжается. Найти нас можно вот по этому адресу:

https://t.me/theheadlessangel
789 views18:52
Открыть/Комментировать
2021-12-22 20:59:29 Первым ощущением при пробуждении стал холод.

Пробирающий до самых костей, проникающий в занемевшие пальцы, которые, кажется, не желали слушаться. Лёгкое, накинутое на плечи одеяло, не спасало от утренней прохлады, заставляя поёжиться и подтянуть колени ближе к груди. И в голове, вместо привычной пустоты, появилось низменное желание избавиться от дискомфорта. И причиной его была тошнота. Она плавно подступала к горлу, заставляя шумно сглатывать. Во рту стоял привкус не то жжёного сахара, не то ржавчины, стягивая желудок в тугой узел, отчего тяжело стало даже дышать.

Сэму приходится встать с постели.

Почти сразу он ощущает себя не способным выпрямить спину, секундой позже — болезненный спазм в желудке. Чтобы схватиться за живот, будто это сделает легче, выйти из комнаты и дойти до туалета второго этажа, ему нужно четыре глубоких вдоха. Так тошнота отступает на пару жалких секунд, чтобы с новой силой вернуться мерзким солёным привкусом. Эта боль прорезает желудок, выворачивает внутренности, заставляет давиться короткими вдохами в попытке не задохнуться, и отпускает, спустя несколько почти невыносимых минут.

В грязном провонявшем туалете, исписанном похабщиной и дешёвыми шутками, ему становится легче.

Сэм хватается за дверную ручку, ощущая себя грязнее прежнего. По внутренним часам и предрассветному мраку коридора определяет — сейчас не больше семи. Тупая боль ещё прошибает тело — от живота до горла — но уже позволяет почти ровно встать, оставаясь только ноющими позывами где-то в спине.

В попытке выровнять дыхание Самуй припадает к холодной плитке, позволяя невидимой грязи облепить всё тело. Холодная вода отрезвляет сильнее, когда неприлично громко шумит в пустом туалете пустого коридора. Сэм знает наверняка, что кто-то не спит, и, возможно, он был услышан. Только едва ли этому придадут значение.

Рваные вдохи ещё застревают в груди, когда он возвращается в комнату, чтобы застать там две пустых постели. Это дарует слабое облегчение, лишая вероятных вопросов, а вспомнившаяся мысль о сегодняшнем выходном позволяет с непривычным спокойствием вернуться в кровать. Сэм вряд ли нашёл бы возможность в своём состоянии отстоять восемь часов, сдержанно улыбаясь, потому что так положено

Экран телефона высвечивает шесть двадцать. Нет, выходного не будет. Этот день был спланирован ещё вчера, чтобы упрямый мальчишка не сидел больше на ступеньках в бесконечном ожидании знакомой фигуры. И только сейчас по слабому шуму капель за окном угадывается дождь. Это не было проблемой. Ни погода, ни его планы, ни давящая боль под рёбрами не были проблемой. Только состояние, которое он успешно игнорировал было огромным «но» и ещё больше помехой. Оно запускало тени перед глазами, кружило голову при смене положения, тянуло чувство усталости и сонливости через все последние дни, если не недели. Сэм мог бы игнорировать, если бы, как и прежде, подрывался с кровати в секунду звонка будильника, если бы не звенело в ушах, если бы и без того бледная кожа не сравнялась по цвету с молоком.

Было плевать: что сейчас, что раньше.

Вот только в редкие моменты, которые Самуй насчитал уже на пальцах обеих рук, ему приходилось опираться на ближайшую твёрдую поверхность. Иначе бы он упал, обязательно упал бы. Возможно, не в обморок, но под машину, что по его соображениям тоже было не так уж и плохо. Сэм был непроходимым идиотом и отлично это знал. Только вот не мог собрать — всего-то — самого себя в кучу, чтобы вырваться из непроходящего ощущения слабости, которой стало непозволительно много. В этом обволакивающем чувстве он приходит к мысли, что сдаёт позиции. И подтягивая ноги ближе к груди, и так притупляя чувство боли, Сэм слишком непривычно сильно ощущает — он вообще ни для чего не находит больше сил.

Самуй знает причину своего состояния, и причиной ему — собственная безграничная тупость, лишённая раздумий о последствиях. Поэтому сейчас снова тошнит, снова давит под рёбрами, снова слюна имеет привкус съеденной ложки соли. Он бы шагнул назад, возможно, исправил глупости. Но поворот, у которого стоило остановиться, был уже давно пройден.
2.4K views17:59
Открыть/Комментировать
2021-12-22 20:40:01 ⠀「 Vol.1 Chapter 5: Правило шести вопросов
________________________________________________
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀「22 июля 2009 г.
1.2K views17:40
Открыть/Комментировать
2021-12-21 20:02:42
#万華
1.3K views17:02
Открыть/Комментировать
2021-12-10 21:16:17 — Глупые вопросы порождают глупые ответы, — Атару ведёт плечом, заведомо отступая перед тем, кто слабее. — Кстати, что ты хочешь на день рождения?

— Какой дешёвый ход смены темы, — Тэнкичи усмехается, отходит на шаг назад. — Наркопритон, бордель и личный самолёт с оружейным складом на борту.

— Я ожидал от тебя чего-то более оригинального.

— Более, — он глухо отбивает пальцами по парте. — Этого уже недостаточно?

— Хочешь, я подарю тебе, — Аники запускает руку в наружный карман рюкзака, вынимая складной ножик, — вот это?

— Ты шаришься по чужим рюкзакам?

— Вовсе нет.

— Вовсе да, — Каяко намеренно сильно дёргает брата за косичку, отчего тот недовольно шипит. — Это рюкзак Сэма?

— Возможно.

— Позволяешь ему носить с собой нож?

Взгляд Тэнкичи тяжело выдержать. Немой укор, очередное поучение — всё то, к чему Атару уже привык... но привыкнуть всё ещё не мог.

— Это не только нож. Здесь и ножницы, и отвёртка, и даже пилочка есть.

— И нож, — слышно звучное, разочарованное придыхание. — Бонни мы ломаем рёбра, а Сэму позволительно. Не знал.

— Он не вытаскивает ножи при всех и не грозит разрезать кому-то лицо.

— Только правила есть правила, — Тэнкичи, будто ослабив незримую хватку, укладывается подбородком к Аники на плечо: — Это ты их придумал. Если их нарушит один, то дальше покатится снежный ком, превратится в лавину и тебя же накроет.

— Ты мне угрожаешь?

— Только не хочу, чтобы это кончилось плохо для тебя.

Атару чувствует на своей щеке прохладное прикосновение губ и недовольно морщится. Кажется, будто с этим поцелуем в него проникает что-то совершенно чужое, что никак не вписывается в границы его мышления. Стоит произнести нечто, заполняющее пространство пустого кабинета — нечто, что предшествует тяжёлому молчанию. Но Аники не может.

Он снова ошибся.

Он не способен на верные решения с просчитыванием последствий, рисков и жертв, думает лишь о себе и собственных желаниях. Забывает о том, что всё было придумано им самим. Когда-то давно, после чужого ухода, после чужих потерь он придумал всё сам.

Но...

Присутствие Тэнкичи кажется светом. Путеводным светом, который ведёт через тёмное море на твёрдую землю, что послужит опорой. И единственное, в чём уверен Аники — старший брат всегда прав.

— Я поговорю с ним об этом.

— Ты не обязан, Атару, — Каяко поглаживает его ладонь своими пальцами, потому что любое прикосновение делает их ещё ближе друг к другу. — Это лишь наблюдение. Тебе решать, что делать, и я тебе не указ.

— Только правила есть правила, — пространство кабинета вырисовывается небрежным движением руки, — и в правилах нет исключений.


Улыбка, расползающаяся на губах Тэнкичи, ни тёплая, ни ласковая, ни нежная — снисходительная. В ней прячется самодовольство, которое Атару не в силах разглядеть, доверяя всего себя в единственные надёжные руки. Старший брат — символ его будущего, лишённого ошибок и ненависти. Потому что именно Тэнкичи убережёт их обоих, только рядом с Тэнкичи исчезает выедающая пустота.

И приходит слабость.

— Можешь идти. Только веди себя хорошо. Ты же не станешь огорчать старшего брата, правда, Атару?

Атару.

Командир не своих поступков, хозяин чужих жизней, властитель места, в котором живёт. Только он принимает здесь решения, и уходит сейчас, потому что сам так решил. Только он отдаёт приказы, только его слово имеет значение. Он живёт в удобном для себя месте и делает людей тут живущих удобными для использования, готовых по щелчку пальцев. И такая сложившаяся картинка радует глаз. Но стоит отодвинуть деревянную рамку, как за сладостной пеленой чужого подчинения Атару увидит, как аккуратно и умело его самого дёргают за невидимые ниточки.

Потому что он не вершина цепочки — он лишь её звено.


⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀┌── ᆞ⸙ ᆞ──┐
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ — pov: Аники —
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀└── ᆞ⸙ ᆞ──┘

⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ — 4 —
1.6K views18:16
Открыть/Комментировать
2021-12-06 20:59:17 Неверные слова складываются в неверные заключения, влекущие за собой только сокрытое чувство злобы. Ведь никто не вправе решать за него, никто не может озвучивать ошибочные предположения, придумывать мечты и угадывать страхи. Но Каяко почему-то мог.

— Я надеюсь только на себя, Тэнкичи, — Атару вкладывает в приторную улыбку всё скопившееся раздражение и безмолвный приказ.

— Точно, — Каяко щёлкает пальцами, непробиваемым взглядом смотря на брата: играя, раздражая, провоцируя.

— С тобой скучно... — Аники спрыгивает с подоконника, на ходу подхватывая найденный, кем-то брошенный рюкзак — и он знаем кем. — Я пошёл.

Секундная тишина заставляет его прибавить шагу — только бы не оставаться со старшим братом один на один. Он всегда умнее. Всегда правильнее, рассудительнее, и в поступках его улавливается логика. Но Аники не любит чужого вмешательства — он
не терпит чужого вмешательства.

— Сядь.

Голос Тэнкичи всегда успокаивающий. Заботливый, ласковый, почти убаюкивающий. В его мягком звучании отчётливо улавливается немой протест, и потому предпочтения Атару остаются дальше, чем на заднем плане.

— Я сказал сядь!

Его голос не страшен, но ощутимо становится жёстче и почти приказывает. Аники хорошо — лучше всех остальных — знает: тот, кому этот голос принадлежит, не навредит и не пойдёт против него. Заботливый старший братик всегда будет на стороне младшего, подобно тени, всюду следуя за ним.

— Ты не можешь на меня кричать, — Атару пинает первый попавшийся стул, остановившись между рядами парт, и слышит лёгкие шаги позади.

— Ты должен меня слушаться, — Тэнкичи укладывает руку на его плечо: не сжимает, не тянет назад, не впивается в кожу ногтями — но провозглашет своё здесь присутствие. — Я всё ещё твой старший брат.

— Всё ещё? — он поворачивается, чтобы, будто впервые, подметить незначительную разницу в росте, из-за которой приходится смотреть снизу вверх. — Если хочешь от меня отвернуться, сделай это сейчас.

— Нет. Никогда, — губы его трогает слабая улыбка, опускаются уголки глаз — он жалеет своего беззащитного младшего брата. — Только перестань жить чужой ненавистью.

— Нет, — Аники дёргает его руку, скинув со своего плеча. — Никогда.

— Атару...

— Не смей мне приказывать!

— Что даёт твоя ненависть, Атару?

— Это скучный разговор, — он снова улыбается, показательно изображая беззаботность ситуации. — Ты знаешь, что две тысячи девятый — международный год астрономии? Давай отметим.

— Алкоголик всегда найдёт повод выпить и уйти от разговора.

— Я не алкоголик! Можем не отмечать, — Аники сжимает губы в тонкую линию. — Отстань. Иди к своей Саёри.

Тэнкичи, обойдя парту, усаживается на неё, притянув к себе брата за низ футболки:

— При чём тут она?

Он игнорирует попытки брата сыграть куда-то спешащего; хватает его за запястья, отпинывая рюкзак в начало класса.

— Она дорога тебе.

— Нет.

— Ты постоянно с ней зависаешь.

Тэнкичи заставляет Аники смотреть себе в глаза, ухватив его за подбородок:

— Она только мой друг, а ты — моя семья, и я люблю тебя.

Он встаёт с парты, чтобы возвыситься над Аники на несколько сантиметров, будто это придаст его словам больший вес. Упираясь лбом в лоб, Тэнкичи обхватывает лицо брата в ладони, понижая голос до шёпота:

— У меня нет никого, кроме тебя. У тебя нет никого, кроме меня. Я ни на кого тебя не променяю, потому что я единственный, на кого ты можешь положиться, и я единственный, кто всегда будет на твоей стороне.

— Мне никто другой и не нужен.

— Точно, — Тэнкичи щёлкает Аники по лбу. — Только Сэм ещё немного.

— Не трогай Сэмми!

— Я и пальцем к нему не притронулся.

Атару хватает его за запястье, вынуждая посмотреть на себя:

— Не забывай, что я сильнее тебя.

— Вот как, — Каяко улыбается и, намеренно издеваясь, смотрит Аники в глаза: — Убьёшь меня ради него?

Атару ненавидит оставаться в тишине наедине с братом. И воздух тяжелеет так, что становится трудно вздохнуть. И выедающий взгляд напротив словно хочет его подчинить, выжидая того, что не будет сказано вслух. Но повисший — никогда не сказанный — ответ был очевиден им обоим.
1.3K viewsedited  17:59
Открыть/Комментировать
2021-11-27 20:00:36 ⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀┌── ᆞ⸙ ᆞ──┐
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ pov: Аники
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀└── ᆞ⸙ ᆞ──┘

Поставить нечто незначительное на крупную верхнюю, что под своей тяжестью сбежит вниз быстрее прочих. Ненавидеть ожидание, но вытерпеть пару секунд, чтобы поддеть обкусанным ногтем холодную каплю, заставляя её скатиться по запотевшему стеклу на деревянную раму окна. Принять это за победу и интуицию, опуская момент собственной лжи.

Потому что победа — это победа, даже если спор ведётся с самим собой. Потому что его удача не бывает случайной или нечестной, даже если идёт против правил. Здесь он определяет, кому суждено, а кому нет, и он решает, кто должен выиграть, а кто проиграть. Атару всегда выходит победителем, потому что родился под счастливой звездой или целым небосводом звёзд, которые так любит. Быть первым — его приоритет, а победителей не судят.

Один из его выборов — лишь предпочтение. Предпочтение находиться в одиночестве в пространстве пустующего класса, где нет чужого дыхания и отдушины крепких сигарет. Нужды прятаться нет — так стоит делать остальным. Но хорошо здесь потому, что тишина не тяготит. Лишь позволяет услышать собственные мысли, не реагируя на чужие вмешательства и постель по соседству, в которую хочется заползти, прижавшись к хрупкому, костлявому телу.

Атару любит одиночество и тишину. Любит весёлые компании и непрекращающийся шум, и если это складывается в неразложимое противоречие, то он всего лишь перестанет об этом думать, потому что может. И скажи он, что белое — это чёрное, таковым бы оно и стало, без прочих «но» и «если». Ведь перечить Атару нельзя. Но когда-то давно, кажется, было можно.

Воспоминания, пошедшие мраком, возможно, правдой и не являлись, но виделись отчётливо, как сны или цветная картинка на широком мониторе. То, что вызывало у Аники сомнение — отметалось за ненадобностью, будто никогда не существовавшее. Но если за давностью лет его подводила память о детстве, было одно различимое доказательство, которое всегда присутствовало рядом — доказательство, ставшее его тенью.

— Что ты здесь делаешь? — вместе с голосом Тэнкичи в класс пробирается тарабанящий шум дождя и холод — за окном всего лишь летний ливень.

Атару лепит на губы улыбку, которая неестественная и фальшивая:

— Считаю проезжающие машины.

Тэнкичи с грохотом выдвигает стул из-за парты, чтобы перекинуть через него ногу и усесться, уложив локти на спинку. Ритмичное поскрипывание железных ножек глухо катится вдоль отсыревших стен и прерывается на паре слов, звучащих подобно эху.

— И сколько проехало?

— Я не считал, — Атару вырисовывает на запотевшем окне простейшие квадраты и треугольники, будучи не способным на нечто большее.

Увести мысли в неожиданную сторону — отвлекающий манёвр для самого себя. Поэтому сейчас в голове проплывают старые корабли и разбиваются вершины айсбергов, сгорают в атмосфере ступени от ракет и светятся медузы на побережье тёплого океана. Представления хаотично сменяют друг друга, чтобы не чувствовать почти физического давление. Между этих стен, в пустом кабинете, он должен быть фигурой первостепенной важности, занимать позицию, не имеющую по значимости себе равных. Но отчего-то чужое присутствие вытесняет его из свободного пространства, вынуждая неосознанно жаться ближе к окну.

— Слышал о вчерашней потасовке Свастонов и Мёбиусов?

— Да, — Аники прислоняется головой к стене, чтобы посмотреть на старшего брата и встретиться взглядами — невидящий с непонимающим. — И что там произошло?

— Ты же слышал? — на губах Тэнкичи проскальзывает слабая самодовольная усмешка.

— Я такого не говорил, — Аники прокручивает указательные пальцы по кругу, давая знак продолжать.

— Осанай в больнице. Часть Мёбиусов повязали, одного из Свастонов тоже.

Это только вопрос времени. Пока ещё не выигранная партия, из которой он тоже выйдет победителем. Но его соперник, даже незнающий об этом противостоянии, не из числа тех ничтожеств, которых Аники привык видеть.

— И кого же?

Тэнкичи, давно подавленный чужой ненавистью и с ней же свыкшийся, обречённо выдыхает:

— Не того, на кого ты надеешься.
1.8K viewsedited  17:00
Открыть/Комментировать
2021-11-10 20:55:36 Сэм аккуратно придерживает Охту и тянет ручку двери, чтобы в полумраке дождливого вечера заметить в комнате только три фигуры, расположившиеся у низенького столика с колодой карт и бутылками понятного содержимого.

— О-о-охта! — Рококо вскакивает с места, натянув на губы широкую улыбку. — Как делишки у мальчишки?

Сэма раздражает чужая забывчивость. Но подобные выпады в сторону Охты, сделанные даже не со зла, рождают в нём нестерпимую ненависть и желание разбить чужое лицо.

— Сэм, чё смурной такой? — Клем сдаёт колоду, раскидывая карты по одной на стол. — Новенький заебал? Смотрю, он везде за тобой таскается.

— Похуй, — Самуй садится на кровать, усадив Охту на свои колени; наклоняется, чтобы достать из-под кровати коробку.

Мальчик же жмётся к нему сильнее — так всегда с чужими людьми. Охта боится взрослых, боится разговаривать с кем-то, кто не Сэм, и стыдится собственной особенности. В чужих комнатах мальчик не произносит ни звука. Для него язык жестов — их с Сэмом маленький секрет, в котором можно говорить, о чём угодно, и никто другой этого не поймёт. Так и сейчас Охта дёргает его за футболку, чтобы взглянуть испуганными глазами и показать на пальцах:

— [Зачем тебе коробка?].

Сэм отрицательно мотает головой и ласково тычет пальцем его в грудь.

— [Зачем мне коробка?], — мальчик хоть и хмурится, но заинтересованно вытягивает шею, чтобы взглянуть на то, что находится внутри.

А там то немногое, что Самуй может назвать своим: старые наушники, чужие тетради, припрятанное где-то между страниц какой-то книги письмо, кепка, пустая рамка без фотографии, почти пустая пачка сигарет, которые он никогда не курил. И где-то в корпусе младших — возле постели Охты или же в учебном классе — маленький пластиковый стул. Только он в эту коробку всё равно бы не влез.

— [Чтобы ты не сидел на лестнице], — и быстрее на ощупь, чем на взгляд, Сэм угадывает в коробке свой старый телефон.

— Охуеть у вас язык. Это чё-то на Брайле? — Сай с наскучившим видом подпирает лицо кулаком.

— Брайль — это шрифт, баран, — Клем отпивает из бутылки, но в сторону кровати не смотрит.

— А зачем глухим шрифт?

— Завалитесь. Нахуй, — Самуй, делая вид, что усаживает Охту поудобней, на самом деле прячет от его глаз движение своих губ, чтобы тот не прочитал незнакомое слово, а потом не спросил о его значении.

Охта закусывает губу, глядя на Самуя испуганными глазами:

— [Я мешаю?].

— [Они мешают. А ты нет].

Мальчик слабо улыбается, и тогда Сэм вытаскивает из коробки свой старый телефон: потёртый, с парой сколов и западающей кнопку. Он возьмёт его себе. Охта же радостно дёргает ножками, внимательно рассматривая все движения Самуя.

— [А игрушки тут есть?], — он радостно тычет пальцем в экран телефона.

Сэм недовольно кидает телефон обратно в коробку и поджимает губы:

— [Были. Но он сломан. Послезавтра куплю тебе с игрушками].

Сэм закрывает коробку, спустив её обратно под кровать, и поднимает мальчика на руки, который теперь крепко обнимает его за шею.

— Сэм, ты Аники, кстати, не видел?

Сэм, проигнорировав вопрос, пинает дверь, поспешно выходя в коридор. И как только дверь за спиной хлопает, мальчик резко мотает головой в стороны:

— Ты не моэс купи телефон! Теефон это мно-га!

Сэм ласково гладит его по голове, и этот простой жест кажется ему слишком родным и знакомым:

— Это. Ин-вес-ти-ци-я. В будущее.

Охта непонимающе хмурится, задумчиво потирая нос, и с непринуждённым видом спрашивает:

— Э-а... то в буъуэее?

Сэм ухмыляется, опуская Охту на подоконник, и опирается на него сам:

— Когда ты. Вырастешь. И станешь. Богатым. Я буду сидеть. На твоей. Шее.

— Заъем? Ты э тяоъый?

Охта понимал ещё не все вещи. И это были те редкие моменты, которые вызывали у Сэма улыбку.

— Это значит. Что. Потом ты будешь мне всё покупать.

— Ана! — Охта подползает к Самую ближе, чтобы со спины обнять его за шею:. — Ког-да ты уйдё-ши, и мы потом буем жъить вме-сте, то обязате-йно заведём кохъку!

И пока за окном усиливается дождь, в затемнённом коридоре наступает молчание. И молчат они оба, потому что оба знают: Сэм никогда его отсюда не заберёт.
3.4K views17:55
Открыть/Комментировать
2021-11-10 20:30:11 Ещё несколько минут назад всё происходящее казалось катастрофой, его личным концом света, в котором следующий удар сердца уже не прозвучит. Бездна воспоминаний, в которой он утонет, накрытый гигантской волной вины и боли, и не найдёт в себе сил, чтобы справиться. Но сейчас всё слишком... как всегда. Серость за заклеенным окном успокаивает, навевая привычную тоску и раздражение. Так и должно быть.

Его минутную слабость выдаёт лишь мокрый верх футболки и ещё влажные волосы. Это легко поддаётся банальному объяснению. И этот порыв, скрытый за дверями школьного туалета, останется лишь в сознании Самуя, который он забудет, стоит подождать только пару минут. Забудет, чтобы не превратить открывшуюся память в снежный ком, способный похоронить его под собой.

Ещё секунда у окна и, спрятав руки в карманы шорт, он спускается по лестнице. На пробу, для отвлечения, пинает кроссовком железные перила. И когда они дрожат, расходясь по пустому коридору гудением, всё окончательно приходит в норму, будто это то единственное, что Самую было нужно. Уголки бумажных купюр размокают в кармане от влажных ладоней, и лишь сейчас Сэм вспоминает о рюкзаке, брошенном где-то на полу третьего этажа. Но из важного там разве что упаковки от шоколадных батончиков, пустые бутылки и брошенная мимо скорлупа от орехов. Охта постарался.

Самуй отпинывает дверь, замечая на серой плитке расплывающиеся тёмные пятна. Во взгляде, поднятом к небу, проплывают тёмно-синие, почти чёрные тучи, и слышно, как тяжёлые капли уже отбивают по листьям единственного дерева. Но Сэм не сворачивает к навесу — идёт напрямую. Не чтобы сделать своё объяснение куда очевидней — чтобы избежать его вовсе. Дождь проливной и холодный, и чьи-то вскрики утопают в звуке приходящего ливня. Ступая в тёмный коридор корпуса, первое, что видит Самуй, это маленький мальчик. Усевшийся на последнюю ступеньку, подтянувший к себе коленки и прижавшийся к стене. И мальчик, обративший на него внимание и просиявший от радости, уже бежит навстречу, раскинув руки в стороны. Но Самуй только хмурится.

— Я же сказал. Подождать, — он подхватывает Охту на руки, чувствуя его кожу, покрывшуюся мурашками.

— Я жиду! — с важным видом произносит мальчик, обхватив маленькими ладошки шею Самуя, и едва заметно его тонкие брови сползают к переносице, стоит сжать в пальцах мокрую ткань чужой футболки.

— Не здесь.

— Ты дойга быъ, и я поеяй тебя, — Охта, как и обычно, находит причину, почему в очередной раз поступила по-своему. — Думаъ, ты не пйыдё-ши.

И эта короткая фраза злит Сэма. Но злость его обращена не на Охту — на себя. За то, что снова заставил его ждать, за то, что поменял своё место с комнаты на чердак, за то, что никак не может рассказать мальчику, где находится.

— Я когда-нибудь за тобой. Не. Приходил? — Сэм сворачивает налево, на ходу, между фраз Охты, прислушиваясь к обстановке в комнате. — Если сказал. Значит. Приду. Понял?

—Поняй! — Охта прижимается к нему сильнее, но секундой позже обхватывает лицо Самуя в ладошки, и недоверчиво смотрит, сощурив глаза: — Ты пъакал?

Сэм почти попался.

— Я никогда не плачу. Знаешь?

— Ты въухка! — мальчик тычет ладошкой его в лоб, и строит обиженно-серьёзную рожицу: — Се пъачут!

Он бы цокнул — если бы Охта слышал. Но показательно закатывает глаза, будто пытаясь убедить мальчишку в том, что и так было правдой. Только Охта не верил, потому что часто плакал и видел вокруг плачущих детей — некоторых из них доводил Самуй.

— Я никогда не плакал.

— Пъакал!

— Нет.

— Да! — Охта, не желающий слышать больше ни слова, скрещивает руки на груди и, надув губы, отворачивает голову в сторону, но тут же возвращает заинтересованный взгляд к Сэму: — Мы куда?

— В мою комнату.

Охта морщится и высовывает язык, словно снова съел кислую конфету. Приближается к самому уху Сэму и тихо шепчет, чтобы никто другой не смог услышать:

— А гы-номик с косииками там?
_______________________________________________

1. Я жду!
2. Ты долго был, и я потерял тебя. Думал, ты не придёшь.
3. Понял! Ты плакал?
4. Ты врушка! Все плачут!
5. Плакал!
6. А гномик с косичками там?
1.9K views17:30
Открыть/Комментировать
2021-11-08 15:49:07
Лягушачьи бинго.
1.5K views12:49
Открыть/Комментировать