Первым ощущением при пробуждении стал холод. Пробирающий до | 𝑠𝑎𝑛𝑜ᆞ𝑚𝑖𝑘𝑒𝑦ᆞ𝑚𝑎𝑛𝑗𝑖𝑟𝑜
Первым ощущением при пробуждении стал холод.
Пробирающий до самых костей, проникающий в занемевшие пальцы, которые, кажется, не желали слушаться. Лёгкое, накинутое на плечи одеяло, не спасало от утренней прохлады, заставляя поёжиться и подтянуть колени ближе к груди. И в голове, вместо привычной пустоты, появилось низменное желание избавиться от дискомфорта. И причиной его была тошнота. Она плавно подступала к горлу, заставляя шумно сглатывать. Во рту стоял привкус не то жжёного сахара, не то ржавчины, стягивая желудок в тугой узел, отчего тяжело стало даже дышать.
Сэму приходится встать с постели.
Почти сразу он ощущает себя не способным выпрямить спину, секундой позже — болезненный спазм в желудке. Чтобы схватиться за живот, будто это сделает легче, выйти из комнаты и дойти до туалета второго этажа, ему нужно четыре глубоких вдоха. Так тошнота отступает на пару жалких секунд, чтобы с новой силой вернуться мерзким солёным привкусом. Эта боль прорезает желудок, выворачивает внутренности, заставляет давиться короткими вдохами в попытке не задохнуться, и отпускает, спустя несколько почти невыносимых минут.
В грязном провонявшем туалете, исписанном похабщиной и дешёвыми шутками, ему становится легче.
Сэм хватается за дверную ручку, ощущая себя грязнее прежнего. По внутренним часам и предрассветному мраку коридора определяет — сейчас не больше семи. Тупая боль ещё прошибает тело — от живота до горла — но уже позволяет почти ровно встать, оставаясь только ноющими позывами где-то в спине.
В попытке выровнять дыхание Самуй припадает к холодной плитке, позволяя невидимой грязи облепить всё тело. Холодная вода отрезвляет сильнее, когда неприлично громко шумит в пустом туалете пустого коридора. Сэм знает наверняка, что кто-то не спит, и, возможно, он был услышан. Только едва ли этому придадут значение.
Рваные вдохи ещё застревают в груди, когда он возвращается в комнату, чтобы застать там две пустых постели. Это дарует слабое облегчение, лишая вероятных вопросов, а вспомнившаяся мысль о сегодняшнем выходном позволяет с непривычным спокойствием вернуться в кровать. Сэм вряд ли нашёл бы возможность в своём состоянии отстоять восемь часов, сдержанно улыбаясь, потому что так положено
Экран телефона высвечивает шесть двадцать. Нет, выходного не будет. Этот день был спланирован ещё вчера, чтобы упрямый мальчишка не сидел больше на ступеньках в бесконечном ожидании знакомой фигуры. И только сейчас по слабому шуму капель за окном угадывается дождь. Это не было проблемой. Ни погода, ни его планы, ни давящая боль под рёбрами не были проблемой. Только состояние, которое он успешно игнорировал было огромным «но» и ещё больше помехой. Оно запускало тени перед глазами, кружило голову при смене положения, тянуло чувство усталости и сонливости через все последние дни, если не недели. Сэм мог бы игнорировать, если бы, как и прежде, подрывался с кровати в секунду звонка будильника, если бы не звенело в ушах, если бы и без того бледная кожа не сравнялась по цвету с молоком.
Было плевать: что сейчас, что раньше.
Вот только в редкие моменты, которые Самуй насчитал уже на пальцах обеих рук, ему приходилось опираться на ближайшую твёрдую поверхность. Иначе бы он упал, обязательно упал бы. Возможно, не в обморок, но под машину, что по его соображениям тоже было не так уж и плохо. Сэм был непроходимым идиотом и отлично это знал. Только вот не мог собрать — всего-то — самого себя в кучу, чтобы вырваться из непроходящего ощущения слабости, которой стало непозволительно много. В этом обволакивающем чувстве он приходит к мысли, что сдаёт позиции. И подтягивая ноги ближе к груди, и так притупляя чувство боли, Сэм слишком непривычно сильно ощущает — он вообще ни для чего не находит больше сил.
Самуй знает причину своего состояния, и причиной ему — собственная безграничная тупость, лишённая раздумий о последствиях. Поэтому сейчас снова тошнит, снова давит под рёбрами, снова слюна имеет привкус съеденной ложки соли. Он бы шагнул назад, возможно, исправил глупости. Но поворот, у которого стоило остановиться, был уже давно пройден.
