Получи случайную криптовалюту за регистрацию!

Больше года я не видела маму, и вот она к нам приехала. И мы 5 | Это нормально

Больше года я не видела маму, и вот она к нам приехала. И мы 5ый день танцуем друг вокруг друга сложный социальный танец. Потому что отношения у нас последние лет 9 сложные: ее религиозность, моя полиаморность, рождение ребенка, которому я, на ее взгляд, “не такая” мама, наш отъезд из РФ — сложный, просто ядерный замес.


Мы много о чем не говорим.
Война, полиамория, религия, либеральное воспитание Мини В, наша жизнь с Миссис В. Просто условились не касаться этих тем, и, стоит к ним прикоснуться, обе сразу отскакиваем. Вместо этого обсуждаем цены на творог в Черногории, погоду, новости из жизни общих знакомых, на какой пляж пойдем купаться, и прочее бытовое.


О многом, о чем бы хотела спросить ее, я не спрашиваю.
Школа, которую открыла Миссис В, и где второй год учится Мини В, — одна из таких сфер, где я просто что-то показываю маме (учебные планы и учителей, одноклассников, здание — мы вместе с мамой забираем крошку после уроков), но вопросов, понуждающих ее разделить мою радость и восхищение, не задаю. Просто проглатываю все свои: “И как тебе?”, “Скажи, круто?”, “Ты видишь, видишь, как ей хорошо тут?” и продолжаю вещать в режиме экскурсовода.

В нашей коммуникации с мамой — отредактированной, цензурированной, с кучей изъятий и ограничений — я немного (много) напоминаю себе канатоходца. Предположу, что мама ощущает себя так же. Ты сосредоточенно идешь по тонкой веревочке, хоть сколько то гарантирующей тебе безопасность, и максимально стараешься не оступиться.

Тяжело ли это? Да, непросто.
Особенно, когда в памяти живы воспоминания о том, как строилось наше общение первые 30 лет моей жизни (мы были лучшими друзьями, у которых не было тайн друг от друга, и до похода в православие мама была самым толерантным и принимающим человеком в моем окружении).

Но я четко понимаю: было сильно тяжелее, когда у нас не было такой договоренности, не было границ. Мы сливали друг друга все свои мысли, аффекты, искрили, бились друг об друга, рвали друг друга зубами, когтями, не верили, буквально отказывались верить в то, что мы теперь настолько по-разному смотрим на мир.

Она мне кричала свое “Разве ты не видишь?!” (“что ты губишь свою бессмертную душу, разваливаешь семью, искажаешь картину мира ребенка”), я ей кричала свое “Разве ты не видишь?!” (“что мы счастливы, нас всех устраивает, ребенок растет мудрым и рефлексивным”).
И это был тупик.

Сейчас же это не тупик, а коридор.
Да, узенький. Да, плохо освещенный, Да, стены у него шершавые.
Но это уже НЕ тупик!

Установленные границы коммуникации дали нам обеим чувство безопасности. Мной они ощущаются не как лицемерие, а как признание: “Мы очень разные. Я не хочу тебя обидеть и ранить. Твои чувства мне важнее, чем возможность напихать в тебя свое мнение”. Внутри этих границ даже стало прорастать что-то очень похожее на близость.
Да, при прочих равных, нам с мамой сейчас даже неплохо вместе.

И этот наш кейс лишний раз убедил меня:
Границы — это про отдЕление, а не про отдАление.

#винтовкина_личное #винтовкина_прополиаморию