+18 Вот и снова конец столь чувственного поцелуя, они прерыв | Киришима Эйджиро

+18


Вот и снова конец столь чувственного поцелуя, они прерывают друг друга смешанным, чуть шумным дыханием. Каждые такие, казалось, запоминаются в большой ячейке бьющихся в унисон сердцах. Мужская хрипота оседает в горле из-за тех рук, что вызволили всё наружу. Ведь не ему одному хочется помочь достигнуть ясных, в мимолётные секунды, всё же туманных облаков, когда тело дрожит от колкого наслаждения.

— Можно лучше... — шёпот, напоминающий начало вопроса, прерывает томное дыхание между ними, её пальцы бережно поднимаются по всей длине, пока колени красноволосого хотят приподняться. Сейчас женская рука удерживает лаской в раскинутых сетях, проводит рукой ещё раз. — Мне? — Эйджиро выдыхает судорожно, но его руки уверенно спускаются к женской талии, скользят к спине и поддерживают. Отстаивает право быть впереди, никогда прежде не был таким. Разве второе место это плохо? Кажется, здесь всё иначе. Его мысли протекают словно густая, жидкая лава, медленно, касания через чур медленно плавят, только безболезненно, заботливо, просто удивительно.

Момент, когда напор становится сильнее, отдаёт в девичью голову ударом, прямо по пульсирующим ранее вискам, как в начале. Шорох под телами, свет монитора всё ещё не погас — единственный источник света, позволяющий видеть покрасневшие лица друг друга. Жадные, малость напуганные от удивления, но всё перебивает та радостная, азартно приятная эйфория, что облаком нависает над ними. Мужские руки укладывают спиной на белоснежную постель, они поменяли вместе, пару часов назад. Ему удаётся не спугнуть, ещё больше заворожить своими глазами к себе. Такие тёмные, стеклянно пустые и, одновременно с этим просящие. Чёрные зрачки не перестают расти, есть ли предел у этой тьмы... А есть ли у него? Остановится, если будет груб? Парадокс хочет погубить слабую душу, девичьи руки никогда бы не хотели получить от возлюбленного боль, страдания. И в то же время сердце и разум кричат — он вовсе не похож на того, кому под силу столь мерзкое деяние. Её руки поднимаются к нависшему телу над самой собой, цепкий замок скрепляется за затылком, пальцы небрежно путаются в кровавых локонах. Слегка давит, заставляет наклониться, поддаваясь искушению, поцелую. Сколько нежности исходит от любимого героя. Может, его мужественность — это нечто иное сейчас, что не защищает, а, наоборот, лишь сводит с ума...

— Можно мне спуститься ниже? — Бешеный приток серотонина внутри захватывает, но парень не меняет тона. Протяжность голоса чарует всё больше с каждой секундой. Пальцы ласково гладят напряжённую шею, огромные плечи, потрясающий. — Пожалуйста, — не может дождаться, непросто перебороть лавину возбуждения, что создала возлюбленная за те пары минут любящих ласок.

— Если ты хочешь, — сжимая плечо сильнее, ты резче давишь ладонью, уже чуть ниже, комкая одежду героя.

— Очень, — слабый поцелуйчик рвётся навстречу алой щёчке, ангел оставляет прикосновение своими губами на своей любимой, — только... — то, как неожиданно большое тело поднимается, заставляет ненадолго опешить, но в следующую секунду она понимает для чего.

Хочется скинуть мешающий вверх следом за ним, только от вида мысли пленяют, что будет дальше. Может, и вправду добрый ангел распустит крылья, после чего поддастся страсти, безумной жажде, сводящую разум в адское царство, в котором холодок окутает руки, ледяные цепи смогут скрутить ноги, а сердце погрузят в жгучий, раздирающий тело котёл. Или, может, и вовсе между красных прядей вылезут рога, колющие до крови. Думает слишком много, но ей удаётся не пропустить момент, когда домашняя кофта отбрасывается в сторону, вызывая слабый приток жара по всему телу. Больше ничто не скрывает тело красного бунтаря.

— Можешь, раздвинуть их? — заглядывая в женские глаза, голос переходит на нечто бархатное. Ком, что именно сейчас оседает в глотке, сглатывается гулко, как оторваться от него...